Система не перевоспитывает людей: Как бывшие заключенные адаптируются к жизни

На свободу, отбыв срок в тюрьме, вышел скопинский маньяк. Каковы его шансы встроиться в современное общество и как его встретят на свободе, в эфире телевидения Общественной службы новостей обсудили политолог, генеральный директор Центра политической информации Алексей Мухин, председатель общероссийского движения «Сильная Россия» Антон Цветков, президент Института региональных проектов и законодательства Борис Надеждин и президент Европейской ассоциации политических консультантов, генеральный директор компании «Никколо М» Игорь Минтусов.

ОСН: На прошлой неделе все заголовки СМИ стреляли такими заявлениями, что вот вышел Скопинский маньяк Виктор Мохов. Появились сообщения, что якобы он идёт на федеральные каналы, будет давать интервью — такой своеобразный его способ заработка. Мы не говорим о том, кто есть Мохов — он а своё наказание отбыл. Хотелось бы понять, как вообще адаптирована российская система для людей, которые выходят из заключения.

Я, знаете, вот специально покопалась и нашла в одном из интервью. Сосед Мохова, Виктор Шилов, говорит: «Непросто ему придётся, так как соседи все настроены очень недружелюбно». И вот он рассказывает, что пока Мохов сидел в тюрьме, те били ему стёкла дома, чуть ли не поджечь хотели. И сейчас не очень понятно, а какая судьба вообще ждет этого человека и как ему вообще жить теперь. За его плечами преступление, кто ему поможет как-то адаптироваться к тому, что есть сегодня: Может ли он найти работу? Не убьют ли его вообще? Что для этого создано?

К нам присоединяется правозащитник Олег Дубровкин. Я думаю, что не секрет, что за вашими плечами тоже есть тюремное заключение и опираясь на ваш опыт и на вашу практику — насколько сегодня российская система приспособлена для того, чтобы люди, которые выходят на свободу могли продолжить свою жизнь, свое существование? Мы понимаем, что есть разные люди, они сидели за разные деяния, будь то убийство, воровство, что-то ещё. Но тем не менее.

Олег Дубровкин: Ну во-первых в нашем современном государстве адаптироваться человеку после выхода из мест лишения свободы, если у него отсутствуют родственники, какие-то денежные средства, то очень тяжело. Надо сделать ряд действий, трудоустроиться, пойти на биржу и это затруднительно для любого человека. Что ему морально будет тяжело – это безусловно. Даже те, кто забыл о его существовании, уже вспомнили. Правозащитные организации помогали бывшим заключенным трудоустроиться, в центр занятости обращаться, где получать работу, минимальную там еду, одежду.

ОСН: В процентном соотношении, насколько это работает? Сколько процентов из ста могут найти работу? Как-то себя реализовать в семье, на работе, где угодно.

Олег Дубровкин: Я далеко ходить не буду, я беру собственный пример. Я вышел из мест лишения свободы, пока все не получишь, там паспорт не заменишь ,не зарегистрируешься, не будешь иметь постоянную прописку, тебя официально на работу нигде не возьмут.  В процентном соотношении я не могу статистику точно привести, нона территории города Москвы ежегодно освобождается около 10 тыс. осужденных и единицы из них могут себя реализовать,не возвращаясь обратно в систему.

ОСН: Коротко ещё один момент. По поводу адаптации понятно, что судя по вашему комментарию, ничего хорошего не сделано. А вообще сама система наказания в России работает на то, чтобы человека исправить?

Олег Дубровкин: Могу всех разочаровать. Система, как правило, не перевоспитывает людей, за исключением единичных случаев и то, наверное, в колониях для несовершеннолетних, где преступления совершались неосознанно. И человек, когда взрослеет, чуть-чуть переоценил какие-то ценности. Как правило, система только ослабляет, потому что в современной системе ФСИН  права заключенных ущемляются, нарушаются, а это точно не располагает к тому, чтобы люди выходили и ориентировались на добропорядочную жизнь.

Антон Цветков: Я следственные изоляторы, колонии, отделения полиции проверяю с 2008 года. Так получилось, что являясь членом совета федеральной службы исполнения наказаний, я знаю проблематику не понаслышке. Есть несколько аксиом, в которых я убеждён. Во-первых, руководство ФСИН искренне старается сделать всё для того, чтобы не нарушались права человека, чтобы люди перевоспитывались. Где-то это удается, где-то нет, потому что сама по себе система, сам личный состав, который задействован в службе исполнения наказаний — это люди с определенной проф деформацией, никуда от этого не уйдёшь. Потому даже у заключённых, вы знаете, это излюбленная шутка: «Я отсюда через 2-5-10 лет выйду, а ты нет». Уровень заработной платой катастрофически низкий  в службе исполнения наказаний. Перевоспитать взрослого человека вообще сложно. Кто неплохо этим занимается, это религиозные организации: русская православная церковь, мусульмане. Вот когда люди приходят в религию, это действительно у них неплохо. Хорошо перевоспитывает семья, стараются не отделять человека во время отсидки от местонахождения семьи, тогда человек не теряет социальную связь со своими родными и близкими. Он понимает, что его ждут, он видит свою жену, маму, ребёнка.

Для некоторых и для многих, на самом деле, заключение становится курсами повышения квалификации. Вот бизнесменов у нас сажают пачками и все об этом знают. Интересно, что те люди, которые вот года два как уволились из органов следствия, это самые ярые правозащитники. Потому что они настолько критично относятся к системе, когда они выходят. У нас практически нет системы ресоциализация, вот от слова совсем. То есть человек когда выходит, ну более-менее научились чтобы хотя бы документы ему оформить, чтобы выходил и паспорт ему давали. Ну представьте себе, только он вышел, семья не встречает, нет денег.  А здесь подельники такие: «Да слушай, вот иди туда, тебя там встретит, оденут и приголубят». И всё, он попал уже в определенную зависимость.

Много на самом деле проблем существует. Но я разбирался и мы действительно проводили время на слушаниях соцзащиты правительства Московской области. Причем у них заложены деньги на ресоциализацию, внимание, бывших заключенных вместе с бомжами. Совершенно разные категории людей. А так как бомжами заниматься проще, чем заключенными, то проблема практически не решается. А денег выделяется не мало.

Борис Надеждин: Я хотел сказать только одно. Начинать разговор о ресоциализации вышедших на свободу с истории маньяка — плохой пример. Когда вы слышите про него, у вас возникает желание не помочь ему, а чтоб он в аду горел.

Антон Цветков: Я считаю, что за такие преступления надо пожизненное давать. Вот представьте, что он освобождается и заселяется в квартиру, в многоквартирном доме. Участковый должен уведомить соседей об этом, но так не делается, с точки зрения закона не может так сделать. Чем провинились люди, к которым он подселился? Даже если он исправился, им действительно страшно. То есть там женщины после этого, я уверен, бросят работу, они будут сопровождать детей в школу.

ОСН: У нас есть, естественно, другие примеры, когда не только убийцы выходят на свободу. Особенно если это заключение несопоставимо с самим преступлением.