«Неотесанным умом»: почему Пушкин стал главным врагом украинских националистов

После сноса памятника Пушкину в Харькове — на секунду, «памятника культурного наследия Украины национального значения» — стало понятно, что в разрыве культурных связей с Россией сегодняшняя Киевская власть готова идти до конца и даже чуть дальше. Ведь за величайшие имена мировой культуры не надо было «рубиться» в АТО — даже во времена тяжелейшего раздора никому из говорящих на русском языке не пришло бы в голову «приватизировать» русскую мысль. Но если для кого-то мысль — это одна из немногих ценностей, которой радостно поделиться на ходу, ни секунды не задумываясь, то для других мысль измеряется чуть ли не метрами в кадастровом учете, за которые можно перегрызть соседу глотку.

Впрочем, такое отношение к культуре отнюдь не примета времени: как уже многие успели заметить, памятник Пушкину в Харькове уже пытались разрушить более ста лет назад, в 1904 году. Тогда взорвать монумент попытался один из отцов украинской «самостійности», националист Николай Михновский; к счастью, он лишь немного повредил постамент. Однако почему и в те, во всем другие времена, и сейчас — именно Пушкин?

Если Александр Сергеевич в своей «маленькой трагедии» препарировал противоречивый образ убийцы гения Сальери, то мы попытаемся отыскать болезненный «нерв» Михновского, а вместе с ним — всего великого украинского похода на русских классиков. Обратимся к биографии нашего героя: задолго до подрыва памятника и вообще переезда в Харьков Михновский стал одним из основателей «Братства тарасовцев» — организации, в программном документе которой распространение украинского языка логично перетекало в создание независимой Украины «от Сана до Кубани, от Карпат до Кавказа». Нетрудно догадаться, что названа организация была в честь Тараса Шевченко, по эгоистичной воле киевских идеологов ставшего сегодня антиподом всей русской литературы. А вот как собирались строить новое государство вчерашние студенты:

«…Будем жить своим умом, хотя бы он был и неотёсанным, мужицким, потому что иначе мы свой народ никогда не освободим».

blockquote

Впрочем, объединение было ожидаемо разогнано властями, а некоторые из его участников оказались за решеткой. Самому же Михновскому, благодаря юридической подкованности, удалось избежать каторги и непыльно устроиться в одной из адвокатских контор.

После переезда в Харьков он вновь берется за старое и создает Украинскую народную партию (УНП), в манифесте которой без лишних церемоний заявляет: «Все люди — твои братья, но москали, ляхи, венгры, румыны и евреи — это враги нашего народа». А в 1904 году вновь всплывает «поэтическая тема» — одна из боевых ячеек УНП взрывает у памятника Пушкину бомбу и разбрасывает на месте теракта политические листовки… Позднее правда выяснилось, что подрыв был «приурочен» к масштабным празднованиям 250-летия воссоединения Украины и России, а Пушкин был не единственным, с кого хотели «спросить» за все русское — в Киеве и Одессе также планировались подрывы памятников российским императорам. Памятник русскому поэту после замены колонны-постамента остался стоять на своем законном месте, в самом центре Харькова, а городская общественность почти и не заметила происшествия — уж слишком в духе времени была эта провокация и слишком смехотворно по сравнению с тем, что пришлось пережить России немногим несколькими годами позже.

Действительно, Михновский и сам был слишком в духе того времени, чтобы сегодня лепить из него мрачного носителя векового злодеяния. Этот неуживчивый и сложный человек, считающийся основателем украинского национализма, не оставил после себя никаких кардинально новых идей — ведь отравленный родник течет веками, пока из него кто-нибудь не напьется. Далее у Михновского были еще две провальные попытки переворота, участие в гетманском движении, допросы в НКВД… Закончил он тоже «в духе времени» — в петле, оправдавшись в прощальной записке словами «хочу умереть своей смертью».

Однако, в этой «как две капли» истории мы собирались отыскать нерв, превращающий самостійных шовинистов в ипохондриков, каждое утро с ужасом высматривающих в своем отражении «родинки» русской мысли. Но история Михновского показывает, что делали мы это зря. Нет нерва — и это отличает бездарную историческую коллизию от рассказанной мастером истории Сальери. Но есть кое-что другое…

А именно упование на тот самый «неотесанный ум», стоящий по Михновскому во главе украинской государственности. Этот самый «ум» не про цензуру или пропаганду, культурное замещение или приказы Госдепа — он всего лишь против мысли. Этим объясняется и та нерушимая бинарность, с которой, уходя от Пушкина, украинский националист приходит к Шевченко. За этими именами не стоит никакой мысли, идеи. Просто Пушкин русский, а Шевченко — украинец. Или даже не так, а проще: Пушкин — ноль, Шевченко — единица. В эту схему можно подставлять другие персоналии, но суть её не изменится.

Вот только Михановский и его последователи просчитались даже здесь — если для них ум простого человека «неотесанный», то в русской литературе мужик всегда был «себе на уме». Поэтому от потешного разрыва маломощной бомбы в 1904 году харьковчане брезгливо отмахнулись, а в 2022 году, по замечанию из харьковчанок, ведущей блог в Сети, «затаили обиду». И кто знает, куда ковш экскаватора повернется в следующий раз — ведь из бинарного мира нельзя выйти, можно лишь превратить единицу в ноль…