5 февраля 2021, 18:58

Отец, обвиненный в краже ребенка, объяснил свой поступок

5 февраля 2021, 18:58 — Общественная служба новостей — ОСН

Отцы, готовые взять на себя все обязанности по уходу за ребенком, большая редкость. Гораздо чаще мы слышим истории, где папаши крадут своих отпрысков, чтобы досадить бывшим женам. Общественная служба новостей рассказывала историю Анны Кудрявцевой, у которой бывший муж отобрал 4-летнего сына. Несмотря на решение суда, ребенок живет с отцом Алексеем Шароватовым. Однако, у бывшего мужа своя версия этой истории.

Как нас разлучили с сыном

Анна в 2013 году стояла на учете в тверском ПНД, ей тогда поставили диагноз «астеническое расстройство у личности с диссоциативными чертами». Ее признали психически здоровой, но у нее постоянно депрессия сменялась немотивированной агрессией. Со временем у Анны приступы агрессии участились, направлены они были в основном на меня и младшего сына (старшему, впрочем, тоже доставалось). В конце концов, стало понятно, что всё безнадежно и надо расставаться.

В конце марта 2019 г мы приехали с Вовой от бабушки домой в Балашиху. Квартира была разорена, все вещи вывезены, испорчены шторы, срезаны люстры. Жены и старшего ребенка нет. Я даже полицию вызывал, решив, что произошла кража. На следующий день я отвел Вову в детский сад, и он пропал – жена его забрала и увезла.

Я приехал в Тверь 3 апреля, смог погулять с сыном, несмотря на протесты и нежелание. Во время прогулки Вова просил забрать его домой. Я все ещё надеялся на благоразумие Анны и попытался с ней поговорить. Но жена стала меня прогонять, толкать в кабину лифта, потом стала затаскивать в квартиру сына. Вова сопротивлялся, плакал, звал меня. Бывшая жена бросила его на площадке и ушла в квартиру. Мой четырехлетний сын сидел на ступеньках и тихо скулил: «Папа, почему ты уехал, папа, приехай, приехай за мной». А я стоял на площадке этажом ниже, сердце разрывалось, но и не знал, что мне делать.

Как я забрал сына

Анна сама подала в суд г. Твери исковое заявление о разводе и определении места жительства Вовы с ней. Где ребенок она мне не говорила. В мае 2019 я в очередной попытке найти ребенка, оказался на даче тещи в Вышнем Волочке. Сын бросился ко мне.

…Закончилось для нас все очень плачевно. На меня напали Анна, ее мать и соседи: били меня, рвали из рук ребенка. В результате я получил сотрясение мозга, а Вову ночью опять увезли в неизвестном направлении. Вызвали ПДН, полицию. Инспектор ПДН сказала, что если вы сами не можете разобраться, то я заберу ребенка в детский дом. На что Анна спокойно ответила: «Лучше я его в детдом отдам, чем ему».

Анна прятала от меня ребенка в течение двух месяцев. Все это время я искал Вову. Я нашел его в июне, на даче у дяди жены. Анна вместе с ребенком отправилась к реке, и поспешил за ними. Когда я увидел, как мой сын голый спускается один в грязную воду, мне стало нехорошо. Я позвал его, он протянул ко мне ручонки, я забрал его и его одежду и увез домой. Со мной вместе был мой знакомый, которого я попросил помочь мне в поисках во избежание повторения происшедшего в Вышнем Волочке. Он потом выступал свидетелем в суде.

Ребенок был в ужасающем состоянии. Бледный, измученный. Практически все эти два месяца он провел в машине при бесконечных переездах с места на место. Издерганный, неуправляемый. Нам пришлось походить по врачам.

Мировое соглашение

Пока длилось судебное разбирательство, Анна в конце осени подала на мировое соглашение. Согласилась, чтобы ребенок жил со мной, и чтоб я его полностью обеспечивал. У ее матери в Твери двухкомнатная квартира, где жила ее бабушка – лежачий инвалид. Жить там было невозможно: в одной комнате бабушка, в другой – бывшая жена с двумя детьми, и ее мать – на кухне. Я решил, что, наверное, Анна поняла, что не имеет возможности воспитывать, содержать и создавать нормальные условия для двоих детей.

Вы спрашиваете, как я могу и работать, и заботиться о ребенке один? А также, как и матери, которые растят своих детей без отцов. Почему им никто не задает такого вопроса? У меня свободный график, я отводил сына в сад и забирал. За полтора года никто не мог сказать, что ребенок неухоженный, запущенный. Наоборот, в детском саду воспитатели говорили, что если бы они не знали ситуации, то никогда бы не подумали, что мы живем вдвоем.

Но в марте следующего года она взяла ребенка в рамках мирового соглашения и снова пропала. Я пытался дозвониться, просил дать возможность поговорить с сыном. В ответ получил только одно смс. Анна написала, что ребенка она не отдаст, что плевать хотела на все соглашения и она «отменяет решение суда», тем более что сейчас коронавирус. Я предупредил, что снял квартиру рядом с их домом в Твери и что хочу хотя бы гулять с сыном. Как только Анна узнала об этом,она тут же исчезла из города с ребенком. Сослалась на опасность пандемии.

Вова, беги!

В мае у ее старшего сына был день рождения. Обычно мы отмечали праздник в одном и том же месте, и я поехал туда в надежде увидеть своего ребенка. Мое появление для Анны стало полной неожиданностью. Бывшая жена стала кричать Вове: «Беги!» Вова побежал, упал, заплакал. Я подбежал к нему, взял его на руки. Я сказал: «Поехали домой». А жена набросилась на меня, стала отрывать ребенка, не обращая внимания на его крики, расцарапала мне лицо, порвала куртку. Но мы с Вовой все равно уехали.

Позже я узнал, что у жены умерла бабушка, освободилась жилплощадь, и она опять стала требовать «вернуть сына». В июле мы собрались с Вовой в Крым, и бывшая жена организовала целый сценарий с провокацией. Она, в очередной раз, хотела отобрать сына насильно, о чем сама рассказала на суде.

Когда мы вернулись из отпуска, на суде все, включая судью, накинулись на меня со словами: «Почему вы нарушили мировое соглашение, и мать не видела ребенка два месяца». Я напомнил, что именно Анна нарушила мировое соглашение. На что мне было сказано: она мать и ей можно нарушать, а вам нельзя. Интересные в Твери понятия о законах и о судопроизводстве.

В течении всего времени проживания дома, Вова никогда не высказывал желание уезжать с матерью в Тверь, но я уговорил его ездить на выходные. Со мной сын жил всю рабочую неделю. Опека г. Балашихи еще в 2019 году сделала обоснованное и мотивированное заключение, что в интересах несовершеннолетнего ребенка ему необходимо жить с отцом. А Тверская опека лишь по формальным признакам вынесла решение, что условия для проживания ребенка «удовлетворительные». Вот только чему они удовлетворяли?

Дела судебные и судьбоносные

Тем не менее, Анна упорно пытается забрать ребенка, по-прежнему без внятного объяснения причин. Она говорит: «Никого не волнует, что скажет ребенок, он должен жить со мной, я мать». Да, как выяснилось – никого не волнует.

Судебное разбирательство в Тверском суде тянулось полтора года. Наконец, 22 сентября 2020 года суд не только принял решение передать ребенка матери и назначил выплату алиментов даже с того момента, когда ребенок жил со мной, но и постановил выполнить это немедленно. Мне даже не дали возможности обжаловать решение. Конечно, я не согласился с этим решением, и буду отстаивать и далее свои права и права моего сына.

Читайте также

«Триллер с похищением»: В Крыму опека забрала 5-х школьников, остальные разбежались

Бывшая жена сразу побежала в детский сад забирать документы. Я пытался с ней договориться: подожди, зачем дергать Вову, он живет в спокойном, привычном режиме. Предупредил, что буду подавать на апелляцию. Но она не желает меня слышать, идти на контакт.

Мы место жительства не меняли и не скрывались, как утверждает Анна. Мы продолжали ходить в кружки. Только в детский сад перестали, так как бывшая жена забрала документы.

Разборки продолжаются, страдает ребенок

Вова любит Анну, любит нас обоих. Он хочет общаться с мамой. Я предлагал сыну поехать к маме. Но жена дважды его забирала и прятала. И сын постоянно мне об этом напоминает: если мама меня заберет, я тебя уже не увижу. А он не хочет уезжать жить в Тверь с матерью и расставаться надолго со мной.

Анна неоднократно инициировала исполнительные действия, уговаривала Вову, но он не хочет уезжать с ней в Тверь. Жена заявляет, что я «оказываю на сына давление». Но есть заключение психолога, где написано, что я не настраиваю Вову против матери. Пристав и психолог в Балашихе отобразили в документах, что «ребенок не хочет жить с матерью». Я подал апелляцию и суд отменил немедленное исполнения решения и алименты. Но корпоративная солидарность не дала им отменить решение о месте проживания ребенка. Апелляция прошла 1 декабря 2020 года, теперь я подаю на кассацию.

На сегодня ребенок прошел четыре исполнительных действия в присутствии пристава, понятых, представителя опеки и инспекторов ПДН. После всех этих разбирательств ему поставлен диагноз: невротические острые реакции после пережитого стресса. И рекомендовано исключить психотравмирующие ситуации. Но бывшая жена заявила: «Ты будешь таскать ребенка на исполнительные действия, пока я не отберу его у тебя».

Я не хочу ничего делать насильно. Ребенок человек, а не вещь, которую можно отобрать. Он вполне способен понимать, что для него лучше, а что нет. Я готов принять его выбор. Я каждый раз на исполнительное производство беру Вовины вещи на случай, если он решит уехать с матерью. Но я не буду его от себя отрывать насильно, если он отказывается идти к матери.

На последних исполнительных действиях, когда мы были у приставов, она просто схватила Вову и побежала из кабинета. Все это происходило в присутствии опеки и понятых. Вова стал кричать, вырываться. И вот этого ребенок и боится.

Чего хочет мужчина

Это не мои амбиции, это не желание досадить бывшей жене, я не собираюсь изолировать ребенка от матери, я только не хочу, чтобы он проживал с ней постоянно в Твери. Анна в корне меняет свою жизнь и принудительно увозит в эту жизнь с собой детей. Если она решила уходить – уходи, но никто не дал ей права забирать ребенка с собой, как чемодан.